Сотник. Часть 1-2 - Страница 90

— А ну-ка, дай сюда.

Егор, вышедший из избы вместе с боярином Соломой, забрал у Мишки баклажку, сделал пару добротных глотков, крякнул, пробормотал что-то про адское зелье и передал посудину Авдею. Следующие несколько секунд Мишка с Егором наблюдали выпученные глаза и стремительно краснеющее лицо перхающего городненца.

— Это что такое? — вопросил, прокашлявшись, боярин Солома, и добавил со смесью опасения и любопытства: — Из чего делаете?

— Из яблок. — Не стал таиться Егор. — Особливо нарочитое питье для поправки здоровья, изгнания дурных мыслей и… ты баклажку-то отдай, а то прольешь ненароком. Или еще хлебнуть хочешь?

— Э-э… нет.

— Ну, тогда давай ее сюда, садись, вот, рядышком с бояричем, да побеседуйте, пока суть, да дело.

— Да, давай-ка, боярин Авдей… как тебя по батюшке-то? — подхватил Мишка.

— Да что я, князь, что ли?

— Ну, князь, не князь, а не из худородных, да и годами в отцы мне годишься, — уважительно отозвался Мишка. — Так как величать-то тебя по батюшке?

— Авдеем Авдеичем.

— Ты мне тут не бормочи, коряга старая! — донесся из избы голос Ильи. — Явственно сказывай: чем князя пользовала?

«Кого это он так? Ах, да! Бабка травница. Как же я ее не заметил? За очагом, что ли, сидела?»

— Вот! Слышишь, Авдей Авдеич? — Встрял в разговор Егор. — Наши лекари не за страх, а за совесть трудятся! Да ты присядь, присядь, в ногах правды нет. Вон, гляди, как стараются!

Мимо них, то и дело, сновали туда-сюда отроки. Один притащил в избу котелок с горячей водой, другой какой-то сверток и, неизвестно зачем, связку свечей, третий еще что-то…

— Стараются-то они, стараются… — боярин Солома недоговорил и уселся на завалинке, нахохлившись, как мокрый воробей на ветке. Похоже, особых надежд на искусство лекарей он не возлагал.

— Что, совсем плох князь? — спросил Егор.

Авдей лишь молча кивнул, не вдаваясь в подробности. Мишка решил помолчать — мужику, близкому боярину по возрасту, было легче развести его на разговор, чем мальчишке.

«Блин, ну когда же я вырасту-то? Кхе! Прямо как в детстве…»

— Давно он у вас так? — продолжил доброжелательным тоном ратнинский десятник.

— Ранили еще у Припяти. — Боярин Солома, кажется, собирался ограничиться этим кратким ответом, но потом со злостью добавил: — Да если бы нам в спину не ударили, и князя почти что первой же стрелой не достали…

— Было б еще хуже! — закончил Егор вместо Авдея. — Вот его сотня — десятник кивнул на Мишку — уже на подходе была. Как вжарили бы по вам из сотни самострелов…

«Врет и не краснеет. Зря это он, пожалуй».

— И это еще наш воевода с главной силой не подошел! — продолжал вещать Егор. — Так что, ваше счастье, что вовремя убрались, а нам надо было на выручку к Пинску идти, а то бы мы с тобой сейчас не разговаривали!

Боярин Солома покосился на Мишку и снова промолчал.

— Куда ж вы князя, такого немощного, везли-то? — Егор снова перешел с воинственного тона на доброжелательно-сочувствующий.

— Куда надо, туда и везли.

Хвастливо-воинственный пассаж Егора разрушил доброжелательную тональность, разговор явно не получился.

Из избы снова донесся голос Ильи, оравшего на травницу. Мишка напряг голос и крикнул:

— Илья, да отпусти ты ее! Пусть лучше раненым на дворе поможет, вам же с Матвеем не разорваться!

— Да, раненые! — встрепенулся боярин Солома. — Надо проведать.

— Хорошо, Авдей Авдеич, пошли. — Покладисто согласился Мишка.

Раненых возле сарая оказалось на одного меньше, чем раньше, а покойников — на одного больше. Тот, страшно обожженный дружинник, лежал рядом с убитым дружинником, тоже накрытый плащом с головой.

— Господи, прими душу раба Твоего Трифона…

Боярин Солома перекрестился, Мишка последовал его примеру.

— Отмучался… — боярин тяжело вздохнул. — Чем это вы его так?

— Ну, наши умельцы не только яблоневку делать способны. — Мишка почувствовал, что говорит что-то не то, и поправился: — Мы же не в него целили, а в стенку. Такой снастью по людям стрелять нельзя, зверство это. Случайно вышло.

Постояли пристойное количество времени над покойниками, помолились.

…Молим Тя, Преблагий Господи, помяни во Царствии Твоем православных воинов, на брани убиенных, и приими их в небесный чертог Твой, яко мучеников изъязвленных…

«Да уж, досталось мужику… не приведи Господь».

…Помилуй павших на брани православных воинов Твоим милосердием, прости им вся согрешения, в житии сем содеянная словом, делом, ведением и неведением…

«Неведением… не ведал Серапион, что в человека зажигательным болтом попадет. И хорошо, что результата не видит».

…Ты отъял еси от нас присных наших, но не лиши нас Твоея милости: услыши молитву нашу и приими милостивно отшедших к Тебе приснопоминаемых нами рабов Твоих Трифона и Симеона; воззови их в чертог Твой, яко доблих воинов…

«Вот так и узнаешь имя человека только после того, как убил его…».

После заключительного «Аминь», Мишка уловил искоса брошенный на него взгляд боярина Авдея, вспомнил, отчего-то слова княгини Ольги Туровской «Интересный ты мальчик», и понял, что добром, пожалуй, ничего не получится — Егор испортил налаживавшийся, поначалу, разговор, а с мальчишкой общаться на равных боярин не станет. К тому же, Авдей уже успел разобраться, что пленившая его дружина состоит, главным образом, из таких же мальчишек и от того досада его стала еще острее. И все же, того, что произошло, он не ожидал — Авдей Солома с места, без замаха врезал Мишке кулаком так, что тот полетел спиной прямо на только что отпетых покойников. Не этом, правда, все и закончилось — кто-то из отроков приложил Солому прикладом самострела, кто-то пнул по ноге (железные подковки на сапоги в Ратном прибивали особым манером), потом навалились втроем или вчетвером…